Леонид Алёхин - Сердце Чёрного Льда [С иллюстрациями]

— Вставай, малый, — Тинкин протянул руку Михе, который так и сидел на полу. — Застудишь корешок.

Миха фыркнул, но руку принял. Он уже понял, что всерьез обижаться на Тинкина невозможно.

— Цел? — сквайр похлопал Миху по спине. — Да, повезло тебе. Угодить Железной Ноге под каблук — радости мало. Стопчет и не заметит.

— Железной Ноге?

— Ну да, Пагосу. А ты не заметил, что у него вместо ног железяки?

— Не-а…

— Тинкин, — Дан стоял рядом.

Лицо у него было серьезное, мрачное.

— Отправляйся в город. Вместе с Михой. Найдите Дериха. Он может не знать, что Кассар и компания здесь. Как бы чего не случилось.

— Да что с ним случится, — буркнул Тинкин.

Но по глазам было видно, слова Дана он принял всерьез.

— Пойдем, малый, — сказал сквайр. — Поищем нашего карлика. Только накинь что-то потеплей. А то и впрямь корешок застудишь вместе с остальным.

Город жил ожиданием Турнира. Трепетали на ветру инсигнии наиболее именитых участников, подвешенные поперек улицы на веревках. В изменчивом свете газовых фонарей оживали и шевелились единороги, кентавры, гиппокрифы, рычали и скалились друг на друга, будто готовясь спрыгнуть со своих гербов и задать соперникам жару.

Жару будут давать их хозяева. Пылать огненным нут-Ром паровоинов, звенеть сталью о сталь в каменном кругу Котла, ристалища, заложенного указом самого Озерного Короля. Будут биться и состязаться на глазах у вопящих от восторга зрителей. Всего через десять дней, когда над Крайними Землями взойдет солнце.

Наступит утро и вместе с ним весна. Начнется Турнир Северной Чаши.

Эх, не утерпеть.

— А помнишь, как в прошлом году Старый Медведь отломал башню южанину? Грохоту было…

— Я тебе говорю, видел самого виконта Грижева. Серый, фиолетовый, алый — его цвета.

— …нет, никакой не «Пес». У «Пса» две трубы, а не три. И сам он пониже и шире. Что? Нет, эту машину сам не знаю.

— Принимаются ставки! Принимаются ставки! Подходите, не мешкайте. Два к одному на Белого Маркиза. Пять к одному на Медведя. Один к трем на Рыбака.

Вокруг бурлила и волновалась толпа. Михе такое количество людей было внове, он старался держаться поближе к Тинкину. Тот шел как ни в чем не бывало, постукивая по мостовой кончиком палки.

— Он как взревет! И давай ломиться через весь Котел!

— Два к одному на Лесника! Один к четырем на Золотое Колесо!

— …сам видел, говорю тебе. Их знамена, их герб. Да, Черная Рука. Где расквартированы? Да почем я знаю? А тебе что? Уж не записаться ли решил?

— Не знаю, хватит ли всем мест в этом году. Народу понаехало — жуть. Нашему Котлу до предельского или распольского далеко.

— «Сталь карающая». Так у него на щите написано. Откуда знаю? Прочитал, дубовая твоя башка.

— К Железноликим записаться? К ребятам Кассара? Ха-ха, ну давай, давай. Они твое сердце на первом же привале зажарят.

Шкворчащая машина на углу за медяк накрутила для Михи на палочку сахарную вату. На морозе вата мгновенно застыла ломкими липкими нитями. Есть их было неудобно, но вкусно.

Себе Тинкин взял берестяную кружку с горячим пивом. Пиво варили тут же, в кирпичном здании с золотой бочкой на вывеске. Из дверей торчала начищенная медная труба с краном. Пиво разливали на улице, посыпали специями и продавали вместе с кружкой. Очень удобно.

Отхлебнув, Тинкин зажмурился и причмокнул.

— Вот это дело. А то «сидр», «сидр».

Кругом без умолку обсуждали предстоящий Турнир.

— Ну, везение везением, а опыт со счетов сбрасывать не стоит. Медведь знаешь сколько лет провоевал? И на горцев ходил, и против рубиновых. Так-то.

— У «Кочевника» все же котел слабоват. Для стрельбы ничего, а в рукопашной не тянет.

— Я тебе говорю, зажарят. И съедят. Ты что, не слышал, Железноликие так с каждым новичком делают. У них-то самих сердец нет.

— Один к трем на Красного Великана!

— Наш друг может быть в одном из двух мест, — глубокомысленно заметил Тинкин. — В мастерской Друза, рядом с «Молотобойцем»…

Он опустил нос в кружку и надолго замолчал.

— Или где? — спросил Миха.

— Что где? — Тинкин рукавом вытер пену с подбородка.

— Ты сказал, Дерих может быть в одном из двух мест. В мастерской или…

— Или где-нибудь еще.

— Тинкин, а кто были эти трое? — Миха дернул сквайра за рукав. Отчасти чтобы обратить на себя внимание, отчасти чтобы их не разделила толпа. В этой части города, близкой к Котлу, она была уж очень плотной. — С которыми вы с Даном чуть не подрались.

— О, трое наших друзей. Целая история, малыш, целая история, — Тинкин обернулся. — Любишь истории?

— У одного южного лорда, не знаю его имени, служил сержант латников по имени Пагос. Добрый был боец, только очень жестокий. Его боялись и враги, и собственные солдаты. За нечищеную пластину на броне, бывало, ломал виноватому нос, а за грязь на плацу макал головой в нужник.

Так и жил себе Пагос, стращая новобранцев, пока не грянуло в землях лорда восстание. Чего-то не поделил он с крестьянами, те запросились под крылышко к соседу. Сосед прислал на подмогу войска. Заварилась обычная для Юга каша.

Пагос был среди тех, кого отправили усмирять восстание. Проще сказать, топить в крови. В деле утопления Пагос, безусловно, преуспевал в своей пыхтящей броне против крестьян с серпами и косами. Броню латника обычные пули не берут, а силищи в ней, как в двенадцати здоровых мужиках. Вот и бунтуй.

Как-то раз Пагос и солдаты вошли в мятежную деревню, а навстречу им выпустили собак. Говорят, Пагос с товарищами очень смеялись и обещали подвесить собачьи хвосты на шлемы, а жителей деревни на сучья.

Им бы знать, что старейшина деревни был ветеран северных кампаний. Он не понаслышке знал, как поступать с паровоинами и латниками.

Они в деревне сделали чучело латника. Вырубили из древесного ствола и обили железными листами. Между ног чучела подвешивали каждый день кусок сырого мяса и пускали к нему кормиться собак. Собаки быстро привыкли, что еда у железного чурбана болтается возле колен.

Увидев настоящих латников, псы кинулись к ним навстречу. А на спину собакам жители деревни привязали мешки с подрывными зарядами. Запалили фитили и попрятались.

Собака добегала до латника, кидалась ему в ноги. Фитиль догорал. И бух!

Уцелевших, оглушенных и поваленных, добили через щели в броне. Пагоса, которому оторвало ноги повыше колен, посчитали мертвым и просто свалили в канаву.

Там бы ему и сдохнуть.

На его счастье, в деревню как раз зашел на постой отряд наемников. До восстания им не было дела, просто шли мимо. Капитан отправил пару человек порыться в канаве с латниками, вдруг что-то целое приволокут на запчасти для собственной брони.

Приволокли Пагоса. На удивление, был он еще жив и даже стонал.

Капитан посмотрел на него и приказал отдать бывшего сержанта коновалу. А остатки его брони отнести к деревенскому кузнецу. Чтобы выковал из нее две железные ноги.

Пока Пагос лежал в полковом лазарете, капитан навещал его. Они разговаривали. Через месяц капитан приказал принести безногого к нему на носилках.

«Вот, — сказал капитан, — полдюжины одичалых собак, не кормленных три дня. Вот кистень. Вот две железные ноги с ремешками. А вот знак моего лейтенанта».

Сказал и кинул знак лейтенанта в загон с собаками. Вслед за ним кистень.

«Надевай свои новые ноги, — сказал капитан. — И принеси свой знак ко мне, лейтенант».

— И что? — с замиранием, как полагается, сердца спросил Миха.

— Надел. И принес. Так Пагос заработал свое имя — Убийца Собак. Так капитан Мурид Кассар приобрел самого верного из своих лейтенантов.

— Про Лютию, Второго Лейтенанта, я знаю совсем мало. Говорят, была дочкой богатого купца. Любила розы, лошадей и своего жениха. Плела косы, вышивала свадебную косынку.

А любимый возьми и посватайся к другой.

Говорят, что Лютия повредилась умом. Пыталась выброситься из окна, не дали. Резала запястья, ее привязывали к кровати. Как отошла, сидела целыми днями в саду, смотрела, как отцветает розовый куст.

В день чужой свадьбы встала, наломала веток с умирающими розами. Переоделась в свадебное платье, пачкая его кровью. Села на коня и поскакала в дом жениха.

Ее пытались остановить, но в этот раз не смогли.

Я слышал, что она убила всех. Изменника, невесту, гостей. Засекла до смерти шипастыми ветками. Ее платье и фата стали совсем красными от крови. С тех пор зовут Лютию — Кровавая Невеста.

— Ой, не верится что-то, — протянул Миха. — Одна — и всех засекла до смерти. На сказку похоже.